Клара вбежала в дом своей двоюродной сестры Цили. Волосы растрёпаны, лицо заплакано... Прямо с порога она закричала:

- Циля, ты разве не слышала, что немцы уже на подходе к Слуцку? Многие жители уже успели покинуть город... Ведь неоднократно объявляли по репродуктору, что проводится эвакуация граждан... Тебе что, нужно отдельное приглашение? Ты слышала, какие зверства творят фашисты? Они тут же расстреливают советских служащих и всех евреев...

Циля спокойно сидела за столом и перебирала гречневую крупу. Приближалось обеденное время. Надо было кормить семью из шести человек: четверо детей и она с мужем. А тут Клара с какими-то проблемами... Казалось, что слова сестры до неё просто не доходят... Подняв голову, она совершенно спокойно сказала:

- Успокойся! Не кричи! Я никуда не поеду! Ты только представь себе, на кого я брошу свой дом и всё то, что мы так с трудом наживали не один десяток лет?! А что будет со скотиной? Она же погибнет... Я уже договорилась с резником на тридцатое июня забить борова. Сама знаешь, целый год выкармливали его... Только благодаря тем деньгам, которые я выручу от продажи мяса, я смогу купить кое-что в дом, зимнюю одежду для детей и запасусь кормом для птицы: курам и уткам... Как ты думаешь, Клара, куда мне их девать? Бросить всё на произвол судьбы? Нет, это бегство не для меня... Да, кстати, а Соня твоя (родная сестра Клары) уехала?

- Она же фельдшер, её тут же мобилизовали в армию и Юрия тоже, он врач. А Андрея с Лизой она отправила с матерью в Рязань, к её сестре... Вот ты, Циля, беспокоишься о скотине, а жизнь твоих детей выходит, тебе безразлична? Ты меня удивляешь, ей Богу!

Циля вздрогнула от её слов и, бросила тревожный взгляд в сторону двенадцатилетней дочки Софочки, которая играла со своим любимым двухлетним братиком Мишуткой. Он для братьев и сестры был живой «игрушкой», так как они намного старше его. Софа на десять, Лёва на двенадцать, а Иосиф на четырнадцать лет.

Циля посмотрела на Клару и продолжила:

- Скажи, а что за спешка такая? Мы только вчера с тобой были у Ревеки (родная сестра Цили) и ты так убедительно уговаривала её уехать... И что она с Яшей тебе ответили? Категоричное – НЕТ! А ведь у них одиннадцать детей! Кроме того, моих нет дома... Ни Гавриила, ни Ёсифа, ни Лёвушки... И где их только черти носят? – Проворчала она, не знаю...

Но Клара не собиралась отступать. Она решила любой ценой уговорить упрямую сестру. Характер у неё был не из лёгких. Однако Клара не могла даже в мыслях допустить, что её сёстры погибнут вместе с детьми:

- Циля, родная моя, я опять тебе повторяю, немцы на подходе к городу! До тебя дойдёт это или нет? Слышишь, я без тебя не уйду! Дети мои, Хана и Боря, ждут нас на станции, а Аркадия уже забрали в военкомат. Собирайся, собирайся, сестра, поскорее... Сосед обещал по ходу, на подводе, подбросить нас до станции. Я уверена, сейчас прибегут ребята и сам хозяин...

И действительно, не успела она докончить фразу, как в дом вихрем влетели старшие сыновья, а следом за ними взволнованный отец. Он работал на станции грузчиком и всегда был в курсе всех городских новостей... С трудом, переводя дыхание, Гавриил обратился к жене:

- Циля, быстро бери Мишутку, Софочку и бегом на станцию. Мне сказали, что скоро отойдёт последний поезд – товарняк. Больше никаких поездов не будет. Большое спасибо тебе, Клара, за помощь!

Решение мужа, отца детей, сыграло решающую роль. Циля заметалась по дому... Она не знала, за что ей хвататься, прежде всего. Но, инстинкт сохранения домашнего добра, делал своё дело. За русской печкой находился тайник, где она хранила продукты. Туда она спрятала три кило кускового сахара, разные крупы и другие съестные припасы. А это было так не осмотрительно с её стороны. Она, сама, лишила своих детей еды, такой необходимой в последующие дни эвакуации... Но тогда она об этом не думала. Дети помогали ей. Муж, не переставая, торопил её. Циля спросила его:

- Гавриил, а, на сколько дней мы уезжаем?

- Думаю дня на три, или четыре, не больше...

- Ну, тогда я ничего лишнего не возьму с собой.

Накинула на себя жакет. Одела младших детей. Завязала в платок смену летней одежды, немного еды, которая лежала на столе и вышла из хаты. В это время подъехала подвода. Клара помогла сестре и племяннице сесть в неё и сама устроилась рядом. Гавриил держал маленького сынишку на руках и, прижимая к груди, крепко целовал его. Он тогда ещё не знал, что больше никогда его глаза не смогут видеть лица любимых детей, дорогой жены, что подлая война лишит его самого драгоценного подарка природы – ГЛАЗ!

Он передал жене сынишку. Поцеловал дочку и жену, и подвода тронулась. Циля крикнула:

- Ёсиф, Лёва, не задерживайтесь! Закройте все ставни и заприте хорошенько дом. Гавриил, мы будем ждать вас на станции. Поторопитесь!

- Мама, не беспокойся, крикнул старший сын Ёсиф, сейчас покормим скотину и прибежим следом за вами...

На станции кишела масса народа. Все куда-то бежали, кричали, искали друг друга. Многие тащили в руках огромные узлы с вещами. Клара отыскала своих детей, которые сидели на открытой платформе последнего вагона.

- Циля, стараясь перекричать шум толпы, закричала она: - иди скорее сюда! Здесь хватит на всех места.

Циля подошла к вагону, но садиться в него не торопилась. Она всё время оглядывалась по сторонам,

стараясь отыскать в толпе, родные лица сыновей и мужа, но их не было видно.

Комендант поезда через громкоговоритель и солдаты торопили людей с посадкой. Предупреждая, что поезд вот-вот отойдёт. Со стороны города уже слышались разрывы снарядов, пулемётные и автоматные очереди. В подтверждении слов коменданта, раздался протяжный гудок паровоза – один, второй, третий... Состав дрогнул. Послышался скрежет колёс. Клара, видя, что сестра не собирается садиться в поезд, в отчаянии выхватила малыша из её рук и передала его дочери Хане. Затем, она схватила за руку племянницу Софу и подсадила её в движущийся поезд, и сама запрыгнула в него. Тут же, перегнувшись через борт вагона, она протянула Циле руку и закричала, что было мочи:

- Циля!!! Скорей, садись! Давай, давай руку!

У Цили не оставалось выбора, ведь она могла потерять и младших детей... И, конечно, воспользовалась помощью сестры и постороннего мужчины, которые с трудом втащили её на открытую платформу вагона, набиравшего скорость поезда...

Она, покачиваясь, стояла на ногах и всматривалась в удаляющийся вокзал. Слёзы градом катились из её карих глаз... Ветер, сорвав косынку с головы, трепал тёмно-каштановые локоны волос. Подол ситцевого платья хлопал, как крылья летящей птицы, об икры голых ног... Ещё мгновенье и привокзальные постройки, склады, скрылись с глаз...

Циля упала на дощатый пол вагона и, рыдая, стала биться в конвульсиях. Перепуганные на смерть Мишутка и Софочка, кричали в голос вместе с матерью... Малыш не понимал, почему так громко плачут его мама и сестра, и ревел ещё сильнее. Клара тоже не смогла сдержать слёзы, но она старалась изо всех сил успокоить Мишутку. Прижимала его к себе, гладила по головке, целовала... Отыскала в кармане леденец и положила ему в ротик. И он, как-то сразу успокоился. Стал усердно сосать сладкий леденец.

А в это время Гавриил, вместе с сыновьями, добежал до станции, но на ней было пусто... Только несколько запоздавших солдат запрыгнули в военный грузовик и он, ревя мотором, рванулся с места. Со стороны города всё громче и громче слышались стрельба и взрывы...

Не раздумывая ни минуты, отец с сыновьями бросился вдогонку поезда по шпалам. Увы... Догнать они его не смогли. На долгие, страшные годы войны они были потеряны друг для друга. Мать не знала, живы ли её сыновья и муж, а они, в свою очередь, не знали, живы ли их любимые мама, сестрёнка и маленький братишка...

Война только лишь набирала силу и требовала крови и жертв...

Товарный поезд сделал небольшую остановку в Минске. Беженцы бежали на вокзал за кипятком и водой. У Цили небыло никакой посуды, в которую она могла бы набрать воды, а дети просили пить. Слава Богу, что хоть захватила с собой немного еды, которой хватило всего на два дня. Вдруг, она увидела женщину, которая держала в руках военный котелок. Циля подбежала к ней и стала умолять её дать ей котелок. Со слезами она говорила, что дети погибают без воды... Женщина согласилась обменять его на жакет. Циля с радостью схватила котелок и, набрав в него воды, еле успела добежать до своего вагона. Поезд приближался к Витебску...

Вдруг, синеву неба разрезал рёв самолётов. Их было четыре. Они летели низко над землёй и на их крыльях ясно выделялись чёрные знаки фашистской свастики. Поезд резко затормозил... Из разорванного брюха самолётов стали сыпаться бомбы. Вокруг всё ревело, дрожало. Земля рыжими комьями взлетала к небу. Ужас и паника охватила людскую массу. Люди кричали, бежали, падали под взрывами, и земля жадно впитывала их плоть и кровь. Взрывная волна резко отбросила Мишутку, и он ударился головкой о колесо вагона. Тельце ребёнка безжизненно распласталось на земле. Софа, в страхе и ужасе, сжавшись в комочек, неподвижно сидела под вагоном. Циля рухнула на колени рядом с сыночком и, подняв голову к верху, завыла страшным голосом раненной волчицы. Она, в безумстве подняла руки к небу и стала грозить кому-то, кто сидел там, наверху, сжатыми в угрозе кулаками. Сквозь вопли и рыдания слышались отдельные обрывки фраз:

- Я больше тебе не верю!!! Тебя нет! Ты слышишь! Ты умер для меня!!!

Тишина наступила также внезапно, как и налёт самолётов. К ней подбежал военный врач. Она, ничего не понимая, не подпускала его к телу ребёнка. После такого мощного налёта, у многих появились признаки лёгкой контузии... И Циля не сразу поняла, о чём ей так настойчиво твердит врач. Наконец, до её сознания прорвалась сказанная им фраза:

- Женщина, успокойтесь! Ваш мальчик жив! Он потерял сознание от сильного удара и, конечно, здесь имеет место сотрясение мозга, а возможно и его ушиб. Но, главное, он жив!

Отстранив её от ребёнка, он стал оказывать медицинскую помощь. Мишутка пришёл в себя, но плакал без остановки, хватаясь ручонками за головку, он твердил только одно:

- Мамочка, болит головка, болит головка...

Тут же у него началась сильная рвота, первый признак сотрясения мозга. Потом, в последующие годы жизни, эта травма будет не раз давать о себе знать сильными головными болями, от которых хотелось лезть на стенку.

А сейчас, Циля и Софа, забыв обо всём на свете, плакали вместе с ним и бесконца целовали его от радости, что он жив! Врач оставил обезболивающие таблетки и объяснил, как их принимать, и как вести себя с пострадавшим ребёнком.

Комендант поезда, используя громкоговоритель, просил всех, кто уцелел, занять места в вагонах, так как чудом уцелевший поезд должен через десять минут продолжить свой путь к границе России.

Циля как-то не сразу вспомнила о Кларе и её детях. Восьмилетнем Борисе и тринадцатилетней Хане. Всё её внимание было сосредоточено на сыне. И уже тогда, когда поезд набрал скорость, она вдруг заметила, что рядом нет ни сестры, ни её детей... Это был ещё один страшный удар для её травмированного сознания. Только потом, когда собирали тела погибших при бомбёжке, среди них оказалась Клара и её дочь Хана, а сын Борис потерялся. Оказывается, всех детей, потерявших родителей собрали вместе, а потом определили в детские дома.

Циле, как и другим беженцам, пришлось перенести много горя... Самые страшные из них, потеря детей, мужа, и жуткий голод, который превращал людей в живые скелеты. Их состав добрался до Казани. Всех, временно поселили в здании школы. Потом их направили в небольшой районный город - Чистополь. Там Цилю определили на фабрику «Швейник», где шили обмундирование для армии. Мишу приняли в детский сад, а Софа пошла в школу. На почве голода у неё развился туберкулёз лёгких. Ей выделили дополнительный паёк – стакан молока и 150 грамм хлеба. Но она, всеми правдами и неправдами сохраняла это богатство для своего любимого маленького брата. Между прочим, Мишутку многие любили и баловали. Можно сказать, что он не знал голода. Когда Циля случайно узнала, что дочь отдаёт свой паёк брату, она была вне себя от ярости. Состояние дочери оказалось критическим. Её отправили в специальный санаторий и тем самым спасли ей жизнь.

Можно писать и писать о тех страшных днях... Но, в заключение, хочу добавить следующее:

Сестру Цили, Ревеку, её одиннадцать детей и мужа сожгли живьём вместе с оставшимися евреями.

Гавриил был ранен и потерял оба глаза. Стал инвалидом ВОВ - первой группы.

В 1947 году, вся, чудом уцелевшая семья, собралась в Баку, где проживал старший брат Гавриила.

Иосиф с шестнадцати лет воевал и был ранен. После войны он вернулся в Слуцк, в надежде отыскать следы потерянных родных. Он стоял у развалин родного дома, когда случайно, мимо, проходила его тётя Соня. Встреча была невероятной. У неё оказались сведения о месте нахождения семьи.

Лёва, сначала, находился в детском приёмнике. Учился в ремесленном училище и работал, как и все дети войны на заводе. Потом его призвали служить в Армию.

Пока живо наше поколение память о страшной войне не сотрётся. Вечная память всем, кто стал жертвой бесчеловечной войны двадцатого века!

4 декабря 2007 года.