| |
Борис Систер
Военное детство
Меня зовут
Борис Систер. Родился я в 1933 году
на Украине,
в городе Немиров Винницкой
области в семье зубного врача. Состав
семьи был таким: отец,
Систер Илья
Юрьевич 1898 г.р., мать Систер
Рахиль Ананьевна, 1900 г.р., я, моя старшая сестра Мери, 1928 г.р.
и младшая сестра Бэтти,1928 г.
р.
Материальное состояние
семьи было довольно таки неплохим. У нас был большой дом на улице
им. Ленина и дом, как говориться, был "полная чаша".
Когда началась война,отец находился в Одессе
на курсах повышения квалификации
врачей. После начала войны он был отозван
военкоматом с курсов и
направлен в действующую армию.При всём
бедламе, который творился на фронтах в начале войны, он разыскал
свою часть и вскоре погиб под Киевом, проводя операцию раненому под
бомбёжкой.Но об этом мы узнали только после войны, т.к. сразу же
наша связь с ним была потеряна (он
мотался по фронтам разыскивая свою часть, а мы были эвакуированы).
Наша эвакуация походила на
какой-то кошмар.Винницкая
область находилась недалеко от Западной границы Союза,
продвижение немецких войск было столь стремительным, что власти не
успели подготовиться к плановой эвакуации и предупредить население.И
вот в один "прекрасный" день в наш двор влетела конная подвода и
кучер, забежав в дом, закричал, обращаясь к маме:"Хозяйка,
собирайтесь скорей! Эвакуация!" Бедная мама схватила попавшийся под
руки какой-то мешок и начала бросать туда что попадалось под руку. Впоследствии,
при разборе содержимого мешка, большая часть
вещей оказалась ненужной. Нас погрузили на подводу и мы помчались на
станцию, находившуюся в 5-ти
км. от города. На станции нас пересадили на открытые
платформы. Поскольку железнодорожные пути на станции Немиров были
узкоколейными, наш поезд доехал до станции Винница, где нас
пересадили в крытые товарные вагоны (телятники) нормальной колеи.
Наш поезд из Немирова был первый и последний. Большая часть
населения города, а это были в основном евреи (Немиров-бывшее
местечко черты оседлости) выехать не успели и оказались
растрелянными немцами во рву за городом.
Страшно описывать то, что
пережили мы пока поезд двигался по территории Украины:
постоянные налёты немецкой авиации с обстрелами и бомбардировкой
поезда, при этом поезд останавливался и
люди разбегались из вагонов кто куда. Не все возвращались в вагоны
после окончания налёта-многих настигали пули и осколки бомб.
Невозможно передать состояние тех, кто при этом потерял своих детей
или родных-были случаи когда люди теряли рассудок. Налёты авиации
прекратились, когда поезд
покинул территорию Укаины. Но не прекратились наши беды.По
территории России поезд двигался очень медленно, т.к. приходилось
пропускать воинские эшелоны, двигающиеся на запад. Лето в том году
было очень жарким, железная крыша вагона
раскалялась и вагоне была страшная
духота. Проблемы с питанием и питьевой водой привели к
тому, что начались заболевания детей и
взрослых дизентерией,
в результате чего было несколько
случаев летального исхода.
Не помню сколько времени
нас везли на восток, но
помню-долго. Как-то на рассвете поезд остановился и поступила
команда выгружаться. Когда отодвинули дверь вагона мы увидели, что
поезд стоит почти в чистом поле. Как оказалось это была станция
Иловля Сталинградской области.Вдоль поезда стояли подводы,
запряжённые лошадьми, возле которых стояли
местные казаки. Оказывается, накануне
прихода поезда по казачим хуторам Иловлевского района было
объявлено, чтобы желающие взять на
постой семью эвакуированных прибыли на станцию к такому-то времени.
Нашу семью взял к себе на хутор Колоцк
казак Иван Клецков. Семья Клецковых приняла нас радушно и не
могли поверить, что мы евреи, т.к. мы выглядели, как все люди.
Маму и старшую сестру ( ей было 13 лет)
сразу определили на работу в колхоз-нужно было зарабатывать
трудодни, чтоб на них можно было получить продукты.
Поскольку немецкая армия
неумолимо двигалась на восток, предусмотрительный наш хозяин
посоветовал маме перебираться подальше
из этих мест, т.к.,если сюда придут немцы, нам не выжить. Он
оказался прав-немцы со временем туда пришли.
Но ещё до этого
предупреждения мама списалась с родным братом моего отца жившего с
семьёй в г.Горьком. Он нам ответил, чтобы мы не медля
постарались перебраться в Горький.
Эта задача была почти невыполнимая, т.к. г.Горький был тогда
закрытый город ( большая концентрация военной промышленности) и к
тому-же немцы в это время рвались к Москве.
Надо отдать должное нашей маме-одна с
тремя детьми (младшей было 3 года) отправилась в тяжкий путь
из Сталинградской области в г.Горький. Поскольку без специального
пропуска билеты в Горький не давали, мы добирались туда со многими
пересадками пригородными поездами. На это у нас ушло, с валянием на
вокзалах, около недели.
И вот мы в Горьком. Дядя
поселил нас в своей квартире. Квартира эта представляла собой
комнату около 12 кв.м. и
маленькую кухню. Квартира находилась в 2-х этажном доме, который до
революции служил лабазом у какого-то купца. Советская власть
по-своему распорядилась такими домами, превратив их в жилые,
т.е.-коридорная система и вдоль коридора квартирки. Уборная одна на
весь этаж.
Семья дяди состояла из 4-х
человек: сам дядя, его жена и две дочери. С нашим приездом число
жильцов в квартире увеличилось вдвое.
Не трудно себе представить какова была
плотность населения. Надо отдать должное семье дяди - нас
приняли очень радушно, и мы жили вместе в дружелюбной родственной
атмосфере. По приезде, мама сразу
устроилась на работу на одно предприятий, что дало
возможность получения "рабочей" продовольственной карточки-это 800
гр. хлеба, мы-же получали "детские" карточки-по 400 гр.
В сентябре я пошёл во
2-й класс, старшая сестра в 6-й класс, а младшую устроили в детсад.
В начале 1942-го года дядю
призвали в армию - краткосрочные курсы командиров взводов,
фронт и гибель. Таким образом я остался
единственным мужчиной на две семьи. Вся мужская работа легла на мои
восьмилетние плечи.
Приходилось зимой на
саночках возить дрова с лесосклада, распиливать их и рубить топором.
Всю работа по дому от забивания гвоздя
до ремонта электроприборов пришлось осваивать мне. Война рано
превратила меня из мальчика в мужчину.
Годы прожитые в Горьком
( с1941 по лето 1944г.) были
очень тяжёлыми.
Поскольку
продовольственные карточки отоваривались плохо, питание было очень
скудным. Меня не оставляло постоянное чувство голода и моей мечтой
было, чтоб быстрей разбили немцев, мы бы вернулись на Украину и
наелись бы картошки. Кроме этого в 41-42 г.г.
жить в Горьком было опасно -
немцы регулярно каждую ночь бомбили город. По ним можно было
проверять часы: прилет в 12 часов ночи и бомбардировка до 2-х часов.
Поскольку в домах не было бомбоубежищ, все жители дома спускались на
первый этаж и стояли в подъезде с одной мыслью –
пронесёт,
не пронесёт?
Пожары от
бомбардировок были такими, что ночью в городе было светло,
как днём.
В основном бомбили промышленные
предприятия, но доставалось и жилым кварталам
Летом 1944-го года, после освобождения
Украины от немцев, мы вернулись в Немиров. Вернулись, в прямом
смысле этого слова, к
пепелищу-наш дом полностью сгорел. Имущество, естественно, было
разграблено, и мы оказались "у разбитого корыта". Нам пришлось
переехать в г. Тульчин ( в 37 км
от Немирова), на родину мамы, где ей
в наследство
достались две маленькие
комнаты в доме её давно умерших
родителей. В этих маленьких комнатках выросли мы, выучились в школе,
разъехались по институтам, приезжали сюда на каникулы, а потом
приезжали сюда в отпуск со своими семьями, привозили детей и внуков.
Мама,
получая мизерную пенсию за погибшего мужа, прилагая неимоверные
усилия, смогла дать нам возможность получить высшее образование.
Надо сказать, что обучаясь в институте, я всё время подрабатывал,
чтобы хоть как-то
можно было приодеться.
Умерла мама в 1982-м году.
Вечная ей память.
Пережив все ужасы
эвакуации, военного времени и послевоенного периода, мы по
праву должны считаться людьми пережившими Катастрофу, тем более что
это признала Германия, выплатив нам разовую коипенсацию.
И если год или два тому назад мы были в
списке тех, кто пережил Катастрофу, то, когда дело дошло до выплат
пособий этой категории людей, мы почему-то выпали из "обоймы".
Почему?
Я с женой,
Маргаритой, репатриировался в Израиль в 1988 году из
г.Мариуполь.Сюда-же репатриировались мои дети с семьями: дочь
Светлана и сын Михаил. Так-же в Израиле живут и обе мои сестры.
С момента приезда и по сей день я с
женой проживаю на съёмной квартипре,
выплачивая за это половину пособия по
старости плюс субсидия на съём жилья. Если от оставшегося отнять
затраты на лекарства (немалые), коммунальные услуги,
телевидение,телефон и пр., то нетрудно посчитать сколько остаётся на
жизнь.
Хотелось бы затронуть ещё
один вопрос, не относящийся к теме "Военного детства".
Суть вопроса вот в чём. Не понятно
исходя из каких критериев Битуах леуми назначает пособие по старости
с социальной надбавкой для семейной пары в полуторном размере от
такого-же пособия для одиночки. Как бы не изощрялась семейная пара в
экономии своих расходов,
всё равно
на еду, одежду, обувь, лекарства, воду,
предметы сангигиены уходит в два раза больше, чем у одиночки.
А разница в размерах пособия почти 1000 шекелей. Почти такой же
коэффициент в пособии на съём жилья. Чтобы не относить эту разницу
на дороговизну съёмного жилья, возьмём
тех, у кого есть социальное жильё. Размеры пособия теже самые. Так в
чём дело? Этот вопрос я пытался задавать "нашим" депутатам, на радио
РЭКА, писал в газеты. Ответ один-молчание.Может быть с Вашей помощью
удасться эту проблему сдвинуть с места.
Оглавление
|
