В 1936 г.закрыли Синагогу и
еврейскую школу, и дедушка остался резником (шойхетом). Дома он
проводил еврейские обряды: бритмилу и хупу. В 1938 году отца
арестовали, как сиониста и врага напрода. Он был член поселкового
Совета и зять любимого всеми раввина. Тут и закончилось наше с
сестрой счастливое детство – мы стали детьми врага народа. Маму
уволили с работы, и и мы жили только на средства дедушки.
В конце 1940 г. мама решила поехать на прием к Сталину в Москву.
В приемной Кремля ее красиво встретили, взяли заявление, обещали
разобраться и предложили ей бесплатный билет на поездку домой.
Вручив билет тут же позвонили в КГБ с указанием встретить ее,
привести детей и отправить в Сибирь.
В поселковом Совете работал друг нашей семьи, который нашел в
близлежайшем селе украинца, согласного приютить нас и поехать в
Жмеринку (ближе Вапнярки) и оттуда привезти маму, сняв ее с поезда.
Там мы прятались до начала войны.
В августе 1941 года Вапнярку бомбили ужасно, как крупную узловую
железнодорожную станцию, через которую круглосуточно проезжали
эшалоны на фронт. Мы последним эшалоном эвакуирова лись из Вапнярки.
Путь через Одессу и Киев уже был занят немцами, и мы ехали через
Владикавказ на Урал.
Сколько мы видели смертей! Вдоль железной дороги лежали мертвые
люди, дети, оторванные головы,
ноги, руки. Разве это можно забыть!!! Через 2 месяца приехали в
г.Абдулино Чкаловской области, Урал. Расквартировали нас у местных
жителей. На улицу выйти мы не могли, нас дразнили, кидали в нас
камни, обливали водой. Мама работала охраником на мелькомбинате и
всегда приносила домой стакан манки и лепешку. Через несколько
месяцев маму увезла скорая помощь в
больницу с диагонозом «тиф».
Мы, дедушка 83 лет, я и сестра 1933
г.рождения, остались совсем без средств к существованию. Нас, детей,
хотели забрать в детдом, но дедушка не разрешил. В школу мы не
ходили. Мы ходили на рынок просить милостыню, чтоб что-нибудь
принести дедушке. Я ходила в госпиталь стирать бинты, а суп в
баночке несла домой, собирала теплые варежки и носки для фронта, в
госпитале пела песни раненым, писать писем не могла, окончила до
войны 4 класса.
Брали ведро, ставили на салазки и
шли несколько километров до железнодорожного вокзала за
отходами угля. Морозы были до 50 градусов, снег, и дедушка молился,
пока мы не приходили. Никто не гарантировал, что мы вернемся, ибо
уголь мы собирали у паровозов, которые выкидывали свои отходы. У нас
были отморожены и руки и носы….За месяц до смерти дедушки маму
выписали из больницы инвалидом. 6 февраля 1942 г. дедушка умер,
похоронили его на татарском кладбище, а потом мы не смогли этого
места найти.
Мама работать не могла, так что «главными работниками» были я и
сестра. Мы пасли коз за 1 литр молока, помогали собирать овощи и
копать картошку. Собирали на колхозных
полях картошку, колоски. Главной пищей летом для нас был паслен (его
черные ягоды росли вдоль дорог ). Не помню, сколько хлеба мы
получали на паек, но его делили на небольшие кусочки и к нему
кружку горячей воды, о сахаре даже не мечтали.
В Абдулино я окончила 5 и 6 классы, а сестра в школу не ходила –
из-за голода она больше лежала. Никто в школе около меня не садился,
говорили – воняет вшами. Жили мы в одной комнатке, похожей на
кладовку, где стояла одна кровать, на
которой спали мама и моя сестра, мой матрас лежал на полу –
это было мое место. Нашей мечта – покушать горячей пищи до сытости,
и чтобы дома было тепло.
Летом 1944 года мы вернулись домой. Дедушкин дом был полностью
разграблен и разрушен, а наш дом – одна комната осталась цела, но
тоже все разграблено. Мы поселились в этой комнате и с нами еще
бывшие соседи. Я пошла в школу сразу в 8-ой класс, а сестра в 1-ый.
Антисемитизм был сьтрашный. По улицам было страшно ходить. Тот
человек, который нас прятал от НКВД, снова
пришел к нам на выручку. Он
покупал живых свиней, резал, а нам давал кости и немного мяса. Мама
готовила борщ и котлеты, и мы ходили на вокзал и у поездов продавали
еду. Демобилизованные солдаты, особенно
девушки, очень жалели нас, давали нам хлеб, иногда свой сухой паек,
а мне подарили гимнастерку, юбку и сапоги. В такой одежде я окончила
10 классов в 1948 году.
1946-1947 годы
были голодными на Украине. Трупы
валялись на улицах. Было очень голодное и страшное время.
Первые туфли я одела на выпускной вечер, а платье мне одолжила
соседка, к которой вернулась демодилизованная дочь.
Отец был родом из Винницы. И все его родные:мама, брат, сестра с
двумя детьми и мужем погибли в Винницком гетто. Я решила поступить
учиться в Винницкий пединститут, а там и узнать что-нибудь о их
гибели. Экзамны сдала успешно, но получила письмо из этого
института, что дочь врага народа не может быть зачислена в Институт,
да еще на исторический факультет. Так я получила очередной плевок в
душу.
В 1956
году получили реабилитацию на отца, документ
о его невиновности. Я заочно окончила
Черновицкий Университет, работала главным бухгалтером, вышла замуж,
осталась вдовой в 26 лет с двумя маленькими детьми. Сын живет на
Украине. Дочь, зять,две внучки и пять правнуков живут в Кирьят Гате,
в Израиле.
Я получила социальное жилье
(Амигур). О сестре ничего не писала, она в январе 2007 года
умерла, пусть будет вечная память о ней, очень хороший она была
человек.
